Неточные совпадения
— Я предчувствую, — сказал
доктор, — что
бедный Грушницкий будет вашей жертвой…
— Умер, — отвечал Раскольников. — Был
доктор, был священник, все в порядке. Не беспокойте очень
бедную женщину, она и без того в чахотке. Ободрите ее, если чем можете… Ведь вы добрый человек, я знаю… — прибавил он с усмешкой, смотря ему прямо в глаза.
— Прижмите руку к моей голове, — говорила она кротко, — видите, какой жар… Не сердитесь на меня, будьте снисходительны к
бедной сестре! Это все пройдет…
Доктор говорит, что у женщин часто бывают припадки… Мне самой гадко и стыдно, что я так слаба…
— Ваше превосходительство, ваше превосходительство… неужели?.. — начал было он и не договорил, а лишь всплеснул руками в отчаянии, хотя все еще с последнею мольбой смотря на
доктора, точно в самом деле от теперешнего слова
доктора мог измениться приговор над
бедным мальчиком.
— Тебя ведь понапрасну, — не унимается
доктор. — Все вы понапрасну. В России такие подозрительные люди! Ах,
бедный,
бедный!
В продолжение
обедни Вихров неоднократно замечал бросаемые, конечно, украдкой, но весьма знаменательные взгляды между Клеопатрой Петровной и
доктором, и когда поехали назад, то он почти оттолкнул
доктора и сел против Клеопатры Петровны.
— Доброе, признательное дитя, — сказал
доктор торжественно и чуть не со слезами на глазах. —
Бедная девица!
И он снова поднес ей лекарство. Но в этот раз она даже и не схитрила, а просто снизу вверх подтолкнула рукой ложку, и все лекарство выплеснулось прямо на манишку и на лицо
бедному старичку. Нелли громко засмеялась, но не прежним простодушным и веселым смехом. В лице ее промелькнуло что-то жестокое, злое. Во все это время она как будто избегала моего взгляда, смотрела на одного
доктора и с насмешкою, сквозь которую проглядывало, однако же, беспокойство, ждала, что-то будет теперь делать «смешной» старичок.
На другой день после второго спектакля, рано утром,
доктор получил записку от Майзеля с приглашением явиться к нему в дом; в post scriptum’e [Приписке (лат.).] стояла знаменательная фраза: «по очень важному делу».
Бедный Яша Кормилицын думал сказаться больным или убежать куда-нибудь, но, как нарочно, не было под руками даже ни одного труднобольного. Скрепя сердце и натянув залежавшийся фрачишко,
доктор отправился к Майзелю. Заговорщики были в сборе, кроме Тетюева.
— Тетя, тетя? Возьмите и меня с собой к вам! — раздался голос Лизаветы Николаевны. Замечу, что Лизавета Николаевна прибыла к
обедне вместе с губернаторшей, а Прасковья Ивановна, по предписанию
доктора, поехала тем временем покататься в карете, а для развлечения увезла с собой и Маврикия Николаевича. Лиза вдруг оставила губернаторшу и подскочила к Варваре Петровне.
— Да, он карабинер и теперь уж майор! — продолжала Миропа Дмитриевна. — Он,
бедный, последнее время был чрезвычайно болен и умоляет вас посетить его. «Если бы, говорит,
доктор мне позволил выходить, я бы, говорит, сию же минуту явился к Егору Егорычу засвидетельствовать мое уважение».
— Приготовим! — сказала докторша и, несколько величественной походкой выйдя из спальни мужа, прошла к себе тоже в спальню, где, впрочем, она стала еще вязать шерстяные носки.
Доктор же улегся снова в постель; но, тревожимый разными соображениями по предстоящему для него делу, не заснул и проворочался до ранних
обеден, пока за ним не заехал исправник, с которым он и отправился на место происшествия.
Положив в карман этот документ и поехав домой, Сверстов с восторгом помышлял, как он через короткое время докажет, что Тулузов не Тулузов, а некто другой, и как того посадят за это в тюрьму, где успеют уличить его, что он убийца
бедного мальчика. Несмотря на свои седые волосы,
доктор, видно, мало еще знал свою страну и существующие в ней порядки.
Софья Николавна беспрестанно находила разные признаки разных болезней у своей дочери, лечила по Бухану и не видя пользы, призывала
доктора Авенариуса; не зная, что и делать с
бедною матерью, которую ни в чем нельзя было разуверить, он прописывал разные, иногда невинные, а иногда и действительные лекарства, потому что малютка в самом деле имела очень слабое здоровье.
Он сидел теперь в гостиной, и эта комната производила странное впечатление своею
бедною, мещанскою обстановкой, своими плохими картинами, и хотя в ней были и кресла, и громадная лампа с абажуром, она все же походила на нежилое помещение, на просторный сарай, и было очевидно, что в этой комнате мог чувствовать себя дома только такой человек, как
доктор; другая комната, почти вдвое больше, называлась залой, и тут стояли одни только стулья, как в танцклассе.
— Потому что — я
бедный…
Бедным нужно много учиться, от этого они тоже богатыми станут, — в
доктора пойдут, в чиновники, в офицеры… Я тоже буду звякарем… сабля на боку, шпоры на ногах — дрынь, дрынь! А ты чем будешь?
Елена послала пожаловаться на него частному приставу, который очень наивно велел ей сказать, что частные
доктора ни к кому из
бедных не ходят, так как те им не платят.
Наш старичок Елпидифор Мартыныч, тоже бывший тут и явившийся, подобно другим старичкам, в звезде, взял билетов рублей на пятьдесят у Николя и объявил, что готов быть бесплатным
доктором всех
бедных девушек.
Рябинин лежал в совершенном беспамятстве до самого вечера. Наконец хозяйка-чухонка, вспомнив, что жилец сегодня не выходил из комнаты, догадалась войти к нему и, увидев
бедного юношу, разметавшегося в сильнейшем жару и бормотавшего всякую чепуху, испугалась, испустила какое-то восклицание на своем непонятном диалекте и послала девочку за
доктором.
Доктор приехал, посмотрел, пощупал, послушал, помычал, присел к столу и, прописав рецепт, уехал, а Рябинин продолжал бредить и метаться.
Наслаждение летним днем, солнечным светом омрачалось мыслью о
бедном Гавриле Степаныче, которому, по словам
доктора, оставалось недолго жить; среди этого моря зелени, волн тепла и света, ароматного запаха травы и цветов мысль о смерти являлась таким же грубым диссонансом, как зимний снег; какое-то внутреннее человеческое чувство горячо протестовало против этого позорного уничтожения.
Говорилось тоже, что хорошо бы и гимназию иметь: деревня год от году всё
беднеет, жить торговлей становится трудно, ремесло кормит всё хуже, в губернии учить детей — дорого, а учить их надобно:
доктора, адвокаты и вообще ученый народ живет сытно.
Бургмейер(подняв, наконец, голову). Вячеслав Михайлыч, видит бог, я пришел к вам не ссориться, а хоть сколько-нибудь улучшить участь моей
бедной жены. Я отовсюду слышу, что она очень расстроила свое здоровье, а между тем по средствам своим не может пригласить к себе
доктора; у ней нет даже сухого, теплого угла и приличной диетической пищи; помочь мне ей в этом случае, я думаю, никто в мире не может запретить.
— Прощай, моя люба! Прощай, моя люба! — шептал он, качая
бедной своей головою. Аркадий вздрогнул, очнулся и хотел броситься за
доктором. — Идем! пора! — закричал Вася, увлекшись последним движением Аркадия. — Идем, брат, идем; я готов! Ты меня проводи! — Он замолчал и взглянул на Аркадия убитым, недоверчивым взглядом.
Открылся у
бедного бред, жар; впал он в беспамятство, так что чуть было уж не хотели пуститься за
доктором; жильцы все согласились и дали себе взаимное слово охранять и упокоивать Семена Ивановича поочередно всю ночь, и что случится, то всех будить разом.
— Вы о ком это, дети? О Павле Артемьевне? — осведомилась, незаметно подходя к разговаривающим, тетя Леля. — Плохо ей, бедняжке! На теплые воды
доктора ее посылают. Жаль ее,
бедную… — прошептала горбунья, и лучистые глаза Елены Дмитриевны подернулись туманом.
— Я единственный сын у своей матери… Мы люди
бедные и, конечно, не можем заплатить вам за ваш труд, и… нам очень совестно,
доктор, хотя, впрочем, мамаша и я… единственный сын у матери, убедительно просим вас принять в знак нашей благодарности… вот эту вещь, которая… Вещь очень дорогая, из старинной бронзы… редкое произведение искусства.
— Счастливы вы,
доктор, что можете спать в такую ночь! — сказала Надежда Ивановна, прощаясь с
доктором. — Я не могу спать, когда дождь барабанит в окна и когда стонут мои
бедные сосны. Пойду сейчас и буду скучать за книгой. Я не в состоянии спать. Вообще, если в коридорчике на окне против моей двери горит лампочка, то это значит, что я не сплю и меня съедает скука…
— Да, почтенная особа, — сказал
доктор, высовывая голову из-под одеяла. — Особа впечатлительная, нервная, отзывчивая, такая чуткая. Мы вот с вами сейчас уснем, а она,
бедная, не может спать. Ее нервы не выносят такой бурной ночи. Она сказала мне, что всю ночь напролет будет скучать и читать книжку. Бедняжка! Наверное, у ней теперь горит лампочка…
По окончании венчанья Суворов поздравил молодых.
Доктор успел ему понравиться. Граф обходился с ним очень благосклонно, почти дружески, с участием расспрашивал о его делах и называл попросту Карлом Карловичем. Но лишь только подходил
бедный учитель, Александр Васильевич затыкал платком нос, посматривая с насмешкой на его прическу.
Несмотря на запрещение
докторов выходить рано утром, Наташа настояла на том, чтобы говеть, и говеть не так, как говели в доме Ростовых обыкновенно, то есть отслушать на дому три службы, а чтобы говеть так, как говела Аграфена Ивановна, то есть всю неделю, не пропуская ни одной вечерни,
обедни или заутрени.
— On dit que les rivaux se sont reconciliés grâce à l’angine… [Говорят, что
бедная графиня очень плоха.
Доктор сказал, что это грудная ангина. — Ангина? О, это ужасная болезнь! — Говорят, что соперники примирились, благодаря ангине…] Слово angine повторялось с большим удовольствием.